Достойны ли мы отцов и дедов-4 - Страница 25

Бойцы молча кивнули, и расползлись по своим лежанкам. Чеботаев, натянув противогаз, гулко хлопнув дверью, вылез на улицу, проверить окрестности. Средства наблюдения замаскированного в развалинах бронетранспортера не позволяли в полной мере контролировать обстановку, поэтому дежурному приходилось во время каждой остановки выходить, скрытно прокладывать кабеля и устанавливать по периметру видеокамеры, чем Чеботаев и пошел заниматься.

Олег закрыл глаза, как бы задремав, но накачанный от практически постоянного состояния стресса адреналином организм, пока отказывался засыпать, и майор прокручивал в голове воспоминания о последних событиях своей жизни.

Глава 6

Хороший обед, хотя больше по времени подходящий для раннего ужина, прибавил сил и бодрости. Чувство умиротворения как бы оттеснило на задворки памяти неприятные, трагические ночные события и позволяло смотреть в будущее с определенной долей оптимизма. Но война дала о себе знать. Через час после наступления темноты в городе завыли сирены и мы с Санькой и еще с двумя нашими бойцами, которых на носилках несли молчаливые здоровяки в общевойсковой форме РККА, хотя их ведомственная принадлежность не вызывала сомнений, спустились в бомбоубежище, где уже собрался весь состав госпиталя. Это был подвал дома старой постройки с широченными стенами, чуть ли не больше метра толщиной из инкерманского камня, поэтому в бомбоубежище стояла достаточно низкая температура, и многие раненные уже кутались в солдатские одеяла.

Мы с Санькой примостились в уголке, практически окруженные двумя охранниками и с интересом рассматривали людей вокруг. Двух наших лежачих раненных положили рядом. Один из них, сержант из 'внутряков' еще не пришел в себя после экстренно проведенной операции, а вот второй, из недавнего пополнения, был в сознании и с интересом вертел головой по сторонам. Он, когда увидел меня с Санькой, обрадовался и попытался заговорить, охранники тихо, но вежливо и достаточно настойчиво попросили не разговаривать. Не смотря на большое количество людей и явную перегруженность бомбоубежища, благодаря охранникам, вокруг нас образовалось свободное пространство, в которое никто не пытался проникнуть: все в помещении демонстративно делали вид, что нас не существует. В пяти метрах, над носилками с тяжелым раненным матросом, склонилась недавняя знакомая, военврач Воронова. Что-то там произошло, и на ее встревоженный окрик, к ней подбежала медсестра, на ходу подтягивая тяжелую брезентовую сумку с красным крестом. Приглушенные крики, стоны и так заполняли все бомбоубежище, но тут и мне стало понятно, что перед нами развернулась картина агонии.

Через пять минут военврач выпрямилась, опустив голову, осталась стоять возле носилок. В свете слабых лампочек и нескольких керосиновых фонарей, установленных в специальных подставках на стенах, был виден испачканный кровью халат. Она провела тыльной частью кисти испачканной в крови по лбу, убирая выбившуюся из-под шапочки прядь темных волос, оставляя при этом на бледной коже темный красный след. На фоне воющих на улице сирен, грохота зенитных орудий и нескольких недалеких взрывов тяжелый авиабомб, развернувшаяся перед нами картина смерти раненного матроса, пробрала не меня одного. Санька отвернулся, опустил голову и как бы невзначай стал поглаживать цевье автомата.

Это было труднее всего, видеть вот так смерть рядом. Я всегда с трудом понимал врачей, точнее хирургов, которые всю жизнь ходят рядом с таким и умудряются оставаться людьми, хотя не все, многие просто черствеют и начинают смотреть на больных как сборщик конвейера на типовую деталь. Да, мы были не мальчики, и воевали, и убивали, подрывали, расстреливали, резали, сжигали, теряли друзей и уничтожали врагов, добивали раненных и просто зачищали ненужных пленных, походя полоснув штык-ножом по горлу, но все это проходило либо в горячке боя, либо в рамках выполняемого задания. А тут просто так рядом, когда ты остаешься немым свидетелем, смотришь как в театре, наблюдаешь смерть, чуть ли не в тепличных условиях. Мы еще настолько не очерствели, чтоб на такое спокойно реагировать, поэтому когда уже под утро скомандовали отбой воздушной тревоги, молча, поднялись в свою палату. Даже те же бойцы НКВД выглядели задумчивыми.

После ночных волнений мы с Санькой все равно не могли заснуть и встретили утренний рассвет в своей палате тихо переговариваясь о возможном развитии ситуации.

- Ну что командир, что думаешь делать?

- А тут и думать нечего. Пока НКВД будет устраивать разборки и копать заговор, нам нужно будет снова нестись под Борисполь и переходить через действующее окно в бункер.

- А окно под Севастополем что вообще нереально включить? Может там народ сам справится?

- Сомневаюсь. Я, конечно не знаю всех последствий экстренного отключения портала, как то бог миловал, но вот то, что придется заново проводить юстировку волновой линзы, это к бабке не ходить. Иначе они бы давно с нами связались. Да и при отбитии штурма могли там во время перестрелки что-то повредить. Поэтому придется лететь, времени вообще нет: группировке окруженной под Борисполем и так не хватает ресурсов, и реально им там как единому войсковому соединению существовать осталось буквально несколько дней, а тут реально от нас многое зависит. И вывоз раненных и снабжение боеприпасами. Наверно Судоплатов пришел к таким же выводам и самолетик уже готовят.

- Да я тоже про это думал, но восемьдесят тысяч прогнать через порталы, из-под Киева в Крым. Тут кто угодно заинтересуется таким феноменом.