Достойны ли мы отцов и дедов-4 - Страница 24


К оглавлению

24

Олег опустил голову, исподлобья изучая своих бойцов, стараясь разглядеть следы сомнения, злости, непонимания, несогласия. Чеботаев тоже занимался отслеживанием реакции личного состава, но пока все шло гладко и по плану...

Причины волноваться были. Еще до войны, они с Серегой были неприятно поражены историей со своим бывшим сослуживцем, прапорщиком Ванькой Пельниковым, который, так же как и они, служил в Севастополе в полку морской пехоты, в разведроте. Перевод полка в Феодосию привел к тому, что большинство офицеров и прапорщиков оказались оторваны от семей, проживающих в городе-герое. Естественно жильем на новом месте службы никто их обеспечивать и не собирался: людям приходилось жить в казармах вместе с личным составом, изредка позволяя себе наведываться в Севастополь к родным. Учитывая невысокие зарплаты, такие поездки были весьма накладными, и через три-четыре месяца на имя командира бригады морской пехоты посыпались рапорта об увольнении или переводе обратно в Севастополь, тем, кому удалось найти место и получить отношение.

Именно в то время Серега доведенный до ручки и дернул на гражданку, а вот Ванька Пельников, будучи неплохим спортсменом, перевелся в штаб в управление физической подготовки. Потом там у него что-то не сложилось, и при очередном реформировании перевелся в спецназ внутренних войск, базирующихся в Севастополе. В 2004 году во время 'оранжевого' переворота стоял на Майдане и охранял Верховную Раду. После его перевода в Киев, связь с ним была потеряна и вот буквально перед самым началом войны Дегтярев с Оргуловым случайно пересеклись на железнодорожном вокзале Симферополя. Ванька изменился и не в лучшую сторону: веселый и жизнерадостный боец превратился в угрюмого и раздражительного человека, хотя встрече со старыми знакомыми он обрадовался. Конечно, по этому случаю заскочили в одно из околовокзальных кафе, где, как положено боевым товарищам, решили это дело отметить. Там Ванька вкратце рассказал о своей службе в спецназе внутренних войск в Киеве, о политической возне и о том, как бойцы чуть ли не целыми взводами подают рапорта на увольнение. Оргулов к тому времени уже работал в банке и был вполне доволен жизнью, Дегтярев тоже неплохо примостился в разведуправлении ВМСУ, поэтому слушать сослуживца было тяжело - не всем везло в этой жизни. И вот во время разговора, Серега, всегда отличающийся особой нелюбовью к украинизации на юго-востоке Украины и, особенно в Крыму, пошутил по поводу украинского языка, вместо которого всячески насаживался польский суржик, и вообще всего положения в армии и внутренних войсках. Реакция Пельникова поразила обоих: его глаза остекленели, и, не сказав ни слова он, как бойцовая собака бросился на Оргулова, пытаясь ударить его пепельницей в горло. Тогда только оставшиеся навыки Сереги, да сноровка Дегтярева предотвратили несчастье, но пример был показательным. Ваньку удалось скрутить и успокоить, но потом он долго шипел и выкрикивал: 'Я вас научу Украину любить!'. Самое интересное, что такого за ним никогда не наблюдалось. Во время службы в морской пехоте, он как и все, потешался над замполитами, которые быстро перекрасились и уже назывались воспитателями, и на корявом и ломанном украинском языке во время собраний в красном уголке, который уже назывался светлицей, рассказывали о НАТО, о курсе Украины на интеграцию, и то, что американцы наши лучшие друзья. На что офицеры и прапорщики обычно посмеивались и вполголоса предлагали в случае вступления в НАТО, выделить каждому по персональной Левински, так сказать, для более глубокой интеграции... А тут такой кардинальный поворот в мировоззрении, особенно после службы в элитных частях внутренних войск. По своим каналам Олег попытался навести справки, но тут же был одернут и поставлен в стойло так, что всякое желание продолжать наводить справки у него пропало. Единственное что удалось накопать это слухи, домыслы, но не более того. Большинство, в основном исходящее из уст чиновников, сводилось к мнению о психокодировании молодежи на Майдане во время 'оранжевого' переворота и то, что бойцы просто попали под воздействие, результаты которого со временем пройдут, хотя у Дегтярева на это было свое мнение. Потом началась война, и уже не было места прошлым проблемам и все оказалось брошено на выполнение заданий командования и элементарное выживание.

Сейчас вспомнив эту историю и тот стеклянный взгляд Пельникова и его бессознательную реакцию, больше похожую на рывок кавказкой овчарки при команде 'Фас', он старательно изучал своих бойцов, пытаясь выявить хоть какие-то признаки неудовольствия или несогласия. Но в эту минуту Дегтярев больше всего на свете боялся увидеть такой же остекленевший взгляд у кого-то из своих боевых товарищей.

Убедившись в отсутствии хоть каких-то настораживающих признаков, Олег приступил к инструктажу.

- Значит так, естественно в открытую мы не попрем к нашим с криками 'Мама, я вернулся!'. Сразу контрики возьмут в оборот и всех распотрошат, естественно нам этого не хотелось бы. Пока немного затаимся возле одного из бункеров-спутников, и установим канал связи с нашими ребятами, которые прибудут на дежурство.

- А если будут не те?

- График дежурств я на всякий случай уточнил перед выездом, через два дня на 'Заозерный' как раз заступает группа капитана Карпова...Так что слушай мой приказ.

Все, находящиеся в бронетранспортере внимательно уставились на своего командира.

- При наступлении темноты, скрыто выдвигаемся к бункеру 'Заозерному', забазируемся в трех километрах южнее, в развалинах фермерского хозяйства и устанавливаем наблюдение за окрестностями. При смене гарнизона, попытаемся установить контакт. Еще раз обращаю внимание всех на обязательный режим радиомолчания. Все, а теперь всем спать, завтра будет трудная ночь. Чеботаев дежурит первым, за ним Перминов и Хрулев.

24